— Здорово, — согласилась я.

— Стас говорит, если вынести из подвала старую мебель, то там много чего можно сделать! И он пообещал для меня грушу повесить. Такую, как у боксеров. Представляешь? И он сам будет со мной заниматься.

Я улыбнулась. Это «Стас говорит» я теперь слышу от сынки постоянно. С утра до вечера.

За те две недели, что прошли после нашего переезда в усадьбу, Ник заметно изменился. Перестал дичиться посторонних, не смотрит на всех исподлобья, охотно смеется. Уже за одно это я должна быть благодарна Брягинцеву. Как он умудрился найти подход к моему сыну, не знаю, но Никитка от Стаса не отлипает, хвостом за ним ходит.

— Ма, а еще он сказал, что у нас проходная будет, как в деревне. Чтобы никто чужой в особняк не мог просто так войти.

Что ж, неудивительно. После похищения Ники в Волчьем Логе усилили охрану, а в усадьбу Стас вызвал своих ребят. Те установили камеры и круглосуточно ведут наблюдение за домом и прилегающей к нему территорией. Да и дороги контролируют. На всякий случай.

— Ма, а их поймали? — резко сменил тему Никитка.

— Кого?

— Ну тех, кто жену альфы украл.

— Да, Ник.

— Значит, все будет хорошо?

— Конечно.

— А почему они это сделали, ма?

Ник серьезно смотрел мне в глаза.

Вот как ему объяснить, на что способны человеческая жадность и злоба? На допросе похититель признался, что его нанял красноярский альфа, родной дядя Ники. В свое время тот заказал брата и занял его место, одним махом уничтожив всю верхушку стаи, а сейчас, узнав, что Ника вышла замуж за Брагова, струсил и решил избавиться и от племянницы, и от ее супруга. Побоялся, что Егор докопается до правды. Тот ведь, оказывается, уже начал расследование, отправил своих людей в Красноярск, вот Полянский и заторопился.

— Мам? — нетерпеливо переспросил Никитка.

— Думаю, из-за страха, — ответила я. — Они хотели скрыть преступления, о которых знала Ника, вот и решили убить и ее, и нашего альфу.

— А Стас им помешал, да? Поэтому его ранили?

М-да. Как мы ни пытались скрыть произошедшее, но слухи о ранении все-таки расползлись по деревне.

— Так и было, — я старалась говорить спокойно, чтобы не испугать сына.

— А у него и шрам есть?

Глазенки Никитки загорелись. Какой там испугаться! Одно слово — мальчишка. Для него все произошедшее мало чем отличается от игрушки-стрелялки.

— Есть.

От обработанной сер-кодом пули на смуглой коже Брягинцева остался тонкий шрам в виде звездочки. До конца он никогда не исчезнет, но хоть краснота уже прошла.

— Вау! Круто! А он мне покажет?

Ответить я не успела.

— Ну и долго мне вас дожидаться?

Дверь бесшумно открылась, и в спальню вошел Стас. Он выглядел привычно хмурым, но меня больше не смущала его внешняя суровость. Я легко читала в его глазах и душе то, что скрывалось под холодной маской.

— Стас, а ты мне шрам покажешь? — тут же кинулся к нему Никитка.

— Вот как бассейн достроим, тогда и покажу, — хмыкнул Брягинцев.

Он посмотрел на Ника и добавил: — Правда, не знаю, когда это будет.

— Почему?

— Так все помощники разбежались.

Стас подмигнул растерявшемуся Никитке и перевел взгляд на меня:

— А главный специалист вообще самоустранился.

— Мы уже собирались к тебе идти, — попытался оправдаться сынка. — Скажи, мам?

— Собирались, — согласилась я, наблюдая, как в серых глазах стоящего напротив волка разгорается знакомый желтый огонек.

Сердце забилось быстрее, потом загрохотало, отдаваясь в ушах, губы враз пересохли, дыхание сбилось. А внутри уже кружило то мощное и до боли сладкое, что вошло в мою жизнь вместе с этим мужчиной.

— Никит, сможешь кое-что передать рабочим? — не отрывая от меня взгляда, спросил у Ника Стас.

— Ага! — кивнул сынка.

— Найди Степана и скажи, чтобы сделали перерыв. А потом сходи на кухню к бабе Любе. Кажется, она твои любимые пирожки испекла.

— С ливером?

— Да.

Сынку не нужно было долго уговаривать.

При одном только упоминании о пирожках с ливером он сорвался с места и рванул из комнаты, а мы со Стасом одновременно шагнули вперед и задохнулись от той властной волны, что швырнула нас друг к другу.

Руки, губы, горячее дыхание на коже… Резкое проникновение и офигительное чувство наполненности, водоворот эмоций и ощущений, заставляющий терять голову и тонуть, тонуть, тонуть… В грозовых глазах, в пламени поцелуев, в вихре прикосновений и в жарком грохоте сердца.

Стас двигался сильно, мощно, от его недавней слабости не осталось и следа. А я подавалась ему навстречу, признавая и его силу, и его главенство, и его чувства.

Моя пара. Мой волк. Мой мужчина. Тот, с кем я наконец ощутила себя счастливой. И тот, кто взял на себя ответственность за нас с Ником так же естественно, как присвоил меня себе.

— Инга, пора спускаться, там уже Стас твой нервничает! — в дверь просунулась голова Сотниковой.

— Марин, не торопи нас! — шикнула на распорядительницу Ника. — Сейчас идем.

Она поправила шлейф моего платья и окинула меня придирчивым взглядом.

— Брягинцев с ума сойдет от счастья, — довольно улыбнулась подруга.

Это точно. Особенно, когда разглядит глубокое декольте и вырез на спине. Платье я покупала в одном из лучших салонов города, мы с Никой специально туда ездили. Тогда оно показалось мне подходящим, а вот сейчас, стоя у зеркала, я засомневалась, не хватит ли Стаса удар при виде моей неземной красоты?

— Волнуешься?

Ника встретилась со мной глазами в блестящей глубине старинного зеркала. В нем все казалось чуточку иным, ненастоящим, сказочным. И красивая девушка в длинном белом платье, и стоящая за ней рыжеволосая нимфа в нежно-кремовом костюме, и огромная кровать с кованым изголовьем, и серебристый шелк стен.

— Есть немного, — кивнула в ответ.

— Это пройдет, — уверенно заявила рыжуха, а я вспомнила, как успокаивала ее перед свадьбой, и усмехнулась.

Кто бы мог подумать, что мы с Никой подружимся?

— Пора, Ин, — поторопила меня Брагова.

Она покосилась на большие напольные часы, стрелки которых подходили к двенадцати, и решительно вскинула подбородок. В глазах ее сверкнула желтизна. Сильная у Ники волчица, я ее даже на расстоянии чувствую. Неудивительно, что парой альфы оказалась.